Николас Урусов
Оракул модернизма в Риме
New York Times – Architecture Review – 25/09/2006
XXII-MMVII - 11.12.2007

Павильон Ara Pacis Витторио Баллио Морпурго, 1938

Открытие музея Ara Pacis должно было стать поводом для торжества. Это первое важное гражданское здание, построенное в историческом центре Рима более чем за полвека, оно знаменовало готовность города принять в себя современную архитектуру после того, как он десятилетиями чопорно отворачивался от настоящего. Это здание – провал, это стало огромным разочарованием. Спроектированный нью‑йоркским архитектором Ричардом Майером для участка на краю муссолиниевской площади у Тибра, музей прежде всего состоит из главного зала, в котором находится Алтарь Мира (приблизительно 9 г. до н.э.) – символ мира в Риме, завоеванного легионами. Сверкающее остекление здания и его травертиновая оболочка отмечены всеми фирменными майеровскими приемами, от обширного использования стекла до одержимости решетками. Но в своих отношениях с окружающим городом эта постройка ведет себя так же бездарно, как и фашистские предшественники Майера. Площадь, спроектированная в 1930‑е гг., была инструментом тупой пропаганды, имевшей намерение облачить фашистское государство в тогу императорского Рима; здание Майера – современное проявление того, что может случиться, если архитектор фетишизирует свой собственный стиль из желания себя прославить. До абсурдного утяжеленное, здание кажется равнодушным к ясной красоте и богатой ткани города вокруг него.

Бенито Муссолини демонстрирует Адольфу Гитлеру извлеченные из земли рельефы Ara Pacis

Такого рода нечувствительность лишь подтверждает распространенное мнение, что вся современная архитектура есть проявление архитекторского самоутверждения. Все это будет взято на вооружение архитектурными консерваторами, которые шумно провозглашают, что для наглой новой архитектуры нет места в Вечном городе. Если вы собираетесь поиграть с античным Римом, мало найдется мест удачнее, чем этот участок – площадь императора Августа. Спроектированная Витторио Баллио Морпурго, она наилучший пример того, как фашисты использовали архитектуру для изменения и искажения истории. Ara Pacis был выкопан и перевезен по частям со своего первоначального места невдалеке от его теперешнего расположения в 1930‑е. Муссолини восстановил Алтарь в новом, из стекла и камня, здании Морпурго рядом с мавзолеем императора Августа (63 г. до н.э. – 14 г. н.э.), создавая желанную для диктатора перекличку с древними императорами‑завоевателями. Символическая связь между современным фашистским государством и героическим классическим прошлым была подчеркнута фланкирующими зданиями, с их абстрактными фасадами и затененными аркадами.

Как и другие архитекторы той эпохи, работавшие в историческом сердце города, Морпурго грубо сравнял с землей старую застройку, которая раньше окружала античный мавзолей, якобы для того, чтобы раскрыть имперскую историю города. Но он проигнорировал суть красоты Рима, когда ты удивительным образом внезапно оказываешься перед фасадом незнакомой церкви или выходишь на просторную площадь, взявшуюся из ниоткуда.

Бенито Муссолини осматривает Ara Pacis в павильоне Морпурго

Хотя Майер любит говорить об архитектурном прошлом, его здания упорно не замечают материальный и культурный контекст. В Барселоне огромный стеклянный фасад его Музея современного искусства непонятно почему выставляет интерьер на палящее солнце. Его Центр Гетти повернулся спиной к заполненной автомобилями среде Лос‑Анджелеса ради сочиненной фантазии на тему итальянского города на холме.

Музей Ara Pacis стоит между дорогой, идущей вдоль Тибра, и огромным, заросшим сорняками барабаном античного мавзолея Августа. С одного конца – главный вход, с другого – аудитория, в центре – полностью остекленный главный зал музея, так что мотоциклисты могут на ходу мельком видеть Ara Pacis, проносясь вдоль реки. Приятная мраморная лестница рядом с главным входом поднимается от пьяццы к набережной.

Лучшие черты здания проявляются в интерьере, по ходу тщательно выверенного приближения к гробницеподобному Алтарю. Прямо у входа, например, длинное низкое окно идет вдоль основания стены, напоминая о Риме вокруг. Несколько ступеней ведут вверх к залитому естественным светом Алтарю.

Майер искусно отозвался на римский экспонат, предложив структуру, не пасующую перед весомостью скульптуры и ее силой. Главный зал поддерживают четыре тяжелые белые колонны, несущие мощную решетку из балок. Контраст между грубо обработанным майеровским травертином и украшенным скульптурным орнаментом камнем алтаря работает просто отлично. Есть и другие удачные детали – в глубине зала лестница за возвышающейся травертиновой стеной ведет вниз в вестибюль аудитории, и она работает как ориентир, отделяющий пространство с торжественным Алтарем от суеты. Над аудиторией находится открытая терраса, с которой открывается вид в сторону пьяццы дель Пополо.

Но хотя в Риме от контекста не убежишь, здание Майера, кажется, намеренно отгораживается от прельстительного города. Что характерно для новых музеев, Ara Pacis набит ненужными дополнениями: чрезмерно официальный вестибюль, книжный магазин и аудитория на 150 мест, которая выглядит совершенно ненужной в музее одного произведения. Раздутый размер музея – не вина одного Майера; это должно было удовлетворить государственного заказчика. Но это усложняет проблему, заставляя спорить с монументальностью пьяццы, а не противопоставить ей спокойное достоинство, отменяющее ее помпезность.

Здесь нет ничего легкого или изящного. Формальная симметрия двух белых блоков, обрамляющих здание с каждой стороны, придает структуре ненужную торжественность. Толстая плита крыши добавляет композиции гнетущей тяжести.

Но особенно раздражает то, как Майер поступил с двумя церквами, Сан‑Рокко и Сан‑Джиролами деи Кроати, на краю пьяццы. Чтобы укоренить свое здание в древней ткани города, он создал длинную травертиновую стену, которая отходит от музейного главного входа и продолжается вдоль реки. Если смотреть с дороги от Тибра, то стена разрубает церкви на середине высоты, так, что вы не можете порадоваться неожиданному эффекту от их появления. Майеровское здание стремится господствовать над пьяццей, неуважительно тесня ее, так, что фасады церквей, кажется, отшатываются в смущении. Его здание может быть таким же наглядным примером недостатков нашего времени, каким был для своего проект Морпурго. Если муссолиниевские архитекторы могут быть обвинены в попытках переиначить историю города для своих пропагандистских целей – и удовлетворения мании величия деспота, – то музей напоминает нам, что тщеславие свойственно не только генералам или политикам. Пройдет, вероятно, еще полвека, прежде чем римляне снова пойдут этой дорогой.

вверх